Но не менее ярко она солировала в обществе, до пандемии почти каждый день собиравшемся в её уютной квартире.
Здесь всегда был накрыт стол и раскрыто пианино, здесь мы пели песни и читали стихи, здесь обсуждались все новинки культуры.
В этом доме бывали Ростропович и Шафран, сюда стремились многие приезжавшие в наш город артисты.
И сама Мира Наумовна до недавнего времени, когда уже с трудом могла ходить, стремилась туда, где было ей интересно и радостно: на концерты и вернисажи, в театры и в гости... Если вдруг я не мог её сопровождать, вызывала такси и всё равно оказывалась в гуще жизни.
Я не раз пытался помочь Мирочке подняться по высокой лестнице, но она, остранив мою руку, восклицала: «Я сама!»
Мира Наумовна нежно любила нашу удивительную собаку, и даже однажды пошутила: «Приглашаю в гости Ташу, и вы тоже можете её сопровождать».
Она была счастливым человеком - и в профессии, и в друзьях, и в удивительном по гармоничности браке. Мудрый и ироничный Давид Захарович, вузовский педагог, фронтовик, расписавшийся на рейхстаге, всю жизнь был её верным рыцарем. Когда он ушёл, тоже в 92 года, образовалась пустота, которую ни чудесные родные, ни мы, друзья, уже никогда не могли заполнить.
Я тогда написал эти стихи:
Я навестил знакомых стариков,
Сплетённых, словно корни или ветки.
Она его держала за рукав,
Поглядывая редко.
Но он вернулся к ней, её герой,
А мир качался, словно зона риска...
Однажды ночью он шагнул за край
И вовсе растворился.
Как будто кто-то прокричал: "Замри!"
Когда вокруг - глухая тьма и слякоть...
Она осталась посреди земли
Любить и плакать.
Не хочу сейчас упоминать о наградах и регалиях, это обязательно сделают другие. Я написал малую толику того, что стоило бы вспомнить.
Осталось только любить и плакать...